Пересказ рассказа там вдали за рекой. Юрий коринец там, вдали, за рекой повесть о дяде. Главные герои повести

Юрий Коринец

Там, вдали, за рекой

Повесть о дяде

Про огонь, воду и медные трубы

Мой дядя - брат моей матери - был замечательным человеком. Он прожил очень бурную, тяжёлую жизнь, но никогда не унывал. Это был удивительный человек. Чего он только не повидал! В каких только не побывал переделках! Мой дядя прошёл огонь, воду и медные трубы.

Дядя был отличным охотником и рыболовом, любил природу и очень много путешествовал. Он путешествовал зимой и летом и круглый год ходил без шапки. Дядя был на редкость здоровым человеком.

Так, без шапки, он и вваливался к нам в дом: то с Памира, то с Дальнего Востока, то из Средней Азии. Но больше всего дядя любил Север! Север был его второй родиной. Так говорил мне сам дядя.

Вместе с дядей к нам вваливались две его любимые собаки - Ханг и Чанг. Это были замечательные собаки! Они всегда путешествовали вместе с дядей. Ханг был овчаркой, а Чанг - лайкой. Ханга дядя купил в Москве, а Чанга достал где-то на Севере. Я очень любил дядиных собак.

Дядя всегда привозил из путешествий что-нибудь удивительное: шкуру тигра, или скелет белухи, или живую гагару. Но самым удивительным был сам дядя. Он был ходячей энциклопедией. Живой семейной легендой.

Когда дядя приезжал к нам в гости, в доме всегда стоял дым коромыслом: дым стоял от рассказов дяди, от подарков дяди и от самого дяди.

Все в доме любили дядю, а я в нём просто души не чаял. И дядя меня тоже очень любил: больше всех на свете. Детей у дяди не было: он был холостяк.

Подрастай скорее, - всегда говорил мне дядя, - и мы с тобой пройдём огонь, воду и медные трубы!

Мне было восемь лет, и я ещё не знал, как можно пройти огонь, воду и медные трубы.

Какие трубы? - переспрашивал я.

Медные! - отвечал дядя. - Медные!

Во дворе не медная труба, я залезал в неё…

В том-то и дело! - отвечал дядя.

А медные где?

За городом?

За городом.

И в лесу.

И в поле?

И в поле.

А в огне?

Вот именно! - орал дядя. - Именно!

А на море?

О! На море их сколько хочешь!

А в небе?

В небе их видимо-невидимо!

Я смотрел в небо: там было пусто.

А как их найти? - спрашивал я.

Их не ищут! - орал дядя. - Ищут смысл жизни! Доннерветтер, как ты не понимаешь! Ищут своё счастье, чтобы насыпать ему соли на хвост!

«Доннерветтер» значило «гром и молния» - по-немецки. Когда дядя волновался, он всегда говорил по-немецки.

А как насыпать ему соли на хвост? - спрашивал я.

Надо пройти огонь, воду и медные трубы!

После разговора с дядей у меня всегда всё путалось в голове. Я тоже хотел найти своё счастье. И насыпать ему соли на хвост. И пройти огонь, воду и медные трубы. Но как это сделать?

Дядя жил на окраине Москвы - в Тушине. Там у него был сад и маленький домик. Сейчас в Тушине тоже Москва, а когда я был маленьким, Тушино было деревней. Там кричали по утрам петухи, мычали коровы и громыхали телеги по колдобистым улицам.

Много раз дяде предлагали квартиру в центре, но дядя всегда отказывался. Дядя любил тишину, потому что в его жизни и без того шума хватало. А ещё он хотел быть ближе к природе.

«Опять стушевался дядя!» - всегда говорила мама, когда дядя уезжал к себе.

А вообще он бывал там редко. Он и у нас бывал редко. Сколько я помню дядю, он всегда ездил в командировки. Такая была у него работа. И такой он был непоседа.

Но когда дядя бывал у себя, я очень любил ходить к нему в гости. У дяди было лучше, чем дома, у него была на стоящая свобода! У дяди можно было делать что хочешь: хоть ходить вверх ногами! Дядя всё разрешал.

Дядя сам любил поиграть, когда он бывал свободен. Дядя строил со мной поезда из стульев, пускал корабли в корыте, или мыльные пузыри из окна, или катал меня на спине, как индийский слон своего раджу.

Мы переворачивали вверх дном весь дядин дом, пока не падали от усталости! Что и говорить! С дядей было всегда интересно!

Вечерами дядя сажал меня на колени и читал мне книжки с картинками или рассказывал сказки. Сказки он рассказывал замечательно! Но лучше всего дядя рассказывал истории - из собственной жизни. Историй этих он знал миллион! Да это и не удивительно, если вспомнить дядину жизнь. Никто не умел рассказывать так, как дядя. В этом он не имел соперников.

Я помню много историй, какие рассказывал дядя. А особенно одну; я помню её из глубокого детства. Я слышал её много раз и знаю её наизусть. Как таблицу умножения. Как свои пять пальцев! Я слышал её не только от дяди - все у нас любили повторять эту историю. Её очень любил папа. И мама. И бабушка - дядина и мамина мама. И, конечно, я. История эта была принадлежностью нашей семьи, она была от нас неотделима. Она ко всем переходит в нашем роду по наследству от дяди. Её нельзя не любить, эту историю, потому что она удивительна!

Случилось это очень давно - в начале двадцатого века, во время русско-японской войны. Может быть, вы немножко слышали об этой войне. Война эта сложилась для нас неважно. Дело было не в солдатах - русские всегда были храбрыми солдатами, - дело было в царе и в его строе - царизме. Царизм был колоссом на глиняных ногах. Колосс - это что-то очень огромное. Вы представляете, что случится, если колосс будет стоять на глиняных ногах? Он, конечно, рухнет! Вот он и рухнул, и произошла революция. Так объяснял дядя.

А тогда, до революции, во время русско-японской войны, дядя служил рядовым на флоте. Сначала дядя был помощником кока - повара; дядиной обязанностью было рубить муку и продувать макароны. Дядя так хорошо продувал макароны и так хорошо рубил муку, что его повысили: сделали кочегаром. Служил дядя на славу! Но дело на фронтах складывалось всё хуже и хуже, снарядов нам не хватало, и поэтому воевали мы, в основном, шапками.

Однажды крейсер, на котором дядя служил кочегаром, попал в ловушку: его окружили четыре японских крейсера. С криками «Банзай!» они погнались за дядиным крейсером. Они решили взять его живьём. Снарядов на дядином корабле, конечно, не было. Дядя развёл пары, и его крейсер устремился в открытое море. Японцы преследовали дядю. Тогда дядя вызвал к себе в кочегарку командира корабля. «Я спасу людей и уничтожу врага, - сказал дядя, - если вы дадите мне на один час двух заместителей, топор и осиновое полено». Командир, конечно, сразу согласился: у него была одна надежда - на дядю!

Дядя оставил двух заместителей поддерживать в кочегарке пары, а сам взял топор, осиновое полено и заперся в капитанской каюте. Никто об этом ничего не знал: матросы занимались своими делами, а царские офицеры закатили с горя банкет и пьянствовали в кают-компании. На крейсере специально держали на такой случай хор цыган и шампанское.

Там, вдали, за рекой

Знайте же, что ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное ещё из детства, из родительского дома.

Достоевский

Про огонь, воду и медные трубы

Мой дядя - брат моей матери - был замечательным человеком. Он прожил очень бурную, тяжёлую жизнь, но никогда не унывал. Это был удивительный человек. Чего он только не повидал! В каких только не побывал переделках! Мой дядя прошёл огонь, воду и медные трубы.

Дядя был отличным охотником и рыболовом, любил природу и очень много путешествовал. Он путешествовал зимой и летом и круглый год ходил без шапки. Дядя был на редкость здоровым человеком.

Так, без шапки, он и вваливался к нам в дом: то с Памира, то с Дальнего Востока, то из Средней Азии. Но больше всего дядя любил Север! Север был его второй родиной. Так говорил мне сам дядя.

Вместе с дядей к нам вваливались две его любимые собаки - Ханг и Чанг. Это были замечательные собаки! Они всегда путешествовали вместе с дядей. Ханг был овчаркой, а Чанг - лайкой. Ханга дядя купил в Москве, а Чанга достал где-то на Севере. Я очень любил дядиных собак.

Дядя всегда привозил из путешествий что-нибудь удивительное: шкуру тигра, или скелет белухи, или живую гагару. Но самым удивительным был сам дядя. Он был ходячей энциклопедией. Живой семейной легендой.

Когда дядя приезжал к нам в гости, в доме всегда стоял дым коромыслом: дым стоял от рассказов дяди, от подарков дяди и от самого дяди.

Все в доме любили дядю, а я в нём просто души не чаял. И дядя меня тоже очень любил: больше всех на свете. Детей у дяди не было, он был холостяк.

Подрастай скорее, - говорил мне дядя, - и мы с тобой пройдём огонь, воду и медные трубы!

Мне было восемь лет, и я ещё не знал, как можно пройти огонь, воду и медные трубы.

Какие трубы? - переспрашивал я.

Медные! - отвечал дядя. - Медные!

Во дворе не медная труба, я залезал в неё…

В том-то и дело! - отвечал дядя.

А медные где?

За городом?

За городом.

И в лесу.

И в поле?

И в поле.

А в огне?

Вот именно! - орал дядя. - Именно!

А на море?

О! На море их сколько хочешь!

А в небе?

В небе их видимо-невидимо!

Я смотрел в небо: там было пусто.

А как их найти? - спрашивал я.

Их не ищут! Ищут смысл жизни! Доннерветтер, как ты не понимаешь! Ищут своё счастье, чтобы насыпать ему соли на хвост!

«Доннерветтер» значило «гром и молния» - по-немецки. Когда дядя волновался, он всегда говорил по-немецки.

А как насыпать ему соли на хвост? - спрашивал я.

Надо пройти огонь, воду и медные трубы!

После разговора с дядей у меня всегда всё путалось в голове. Я тоже хотел найти своё счастье. И насыпать ему соли на хвост. И пройти огонь, воду и медные трубы. Но как это сделать?

Дядя жил на окраине Москвы - в Тушине. Там у него был сад и маленький домик. Сейчас в Тушине тоже Москва, а когда я был маленьким, Тушино было деревней. Там кричали по утрам петухи, мычали коровы и громыхали телеги по колдобистым улицам.

Много раз дяде предлагали квартиру в центре, но дядя всегда отказывался. Дядя любил тишину, потому что в его жизни и без того шума хватало. А ещё он хотел быть ближе к природе.

«Опять стушевался дядя!» - всегда говорила мама, когда дядя уезжал к себе.

А вообще он бывал там редко. Он и у нас бывал редко. Сколько я помню дядю, он всегда ездил в командировки. Такая была у него работа. И такой он был непоседа.

Но когда дядя бывал у себя, я очень любил ходить к нему в гости. У дяди было лучше, чем дома, у него была настоящая свобода! У дяди можно было делать что хочешь: ходи хоть вверх ногами! Дядя всё разрешал.

Дядя сам любил поиграть, когда он бывал свободен. Дядя строил со мной поезда из стульев, пускал корабли в корыте, или мыльные пузыри из окна, или катал меня на спине, как индийский слон своего раджу.

Мы переворачивали вверх дном весь дядин дом, пока не падали от усталости! Что и говорить! С дядей было всегда интересно!

Вечерами дядя сажал меня на колени и читал мне книжки с картинками или рассказывал сказки. Сказки он рассказывал замечательно! Но лучше всего дядя рассказывал истории из собственной жизни. Историй этих он знал миллион! Да это и не удивительно, если вспомнить дядину жизнь. Никто не умел рассказывать так, как дядя. В этом он не имел соперников.

Юрий Коринец

Там, вдали, за рекой

Повесть о дяде

Про огонь, воду и медные трубы

Мой дядя - брат моей матери - был замечательным человеком. Он прожил очень бурную, тяжёлую жизнь, но никогда не унывал. Это был удивительный человек. Чего он только не повидал! В каких только не побывал переделках! Мой дядя прошёл огонь, воду и медные трубы.

Дядя был отличным охотником и рыболовом, любил природу и очень много путешествовал. Он путешествовал зимой и летом и круглый год ходил без шапки. Дядя был на редкость здоровым человеком.

Так, без шапки, он и вваливался к нам в дом: то с Памира, то с Дальнего Востока, то из Средней Азии. Но больше всего дядя любил Север! Север был его второй родиной. Так говорил мне сам дядя.

Вместе с дядей к нам вваливались две его любимые собаки - Ханг и Чанг. Это были замечательные собаки! Они всегда путешествовали вместе с дядей. Ханг был овчаркой, а Чанг - лайкой. Ханга дядя купил в Москве, а Чанга достал где-то на Севере. Я очень любил дядиных собак.

Дядя всегда привозил из путешествий что-нибудь удивительное: шкуру тигра, или скелет белухи, или живую гагару. Но самым удивительным был сам дядя. Он был ходячей энциклопедией. Живой семейной легендой.

Когда дядя приезжал к нам в гости, в доме всегда стоял дым коромыслом: дым стоял от рассказов дяди, от подарков дяди и от самого дяди.

Все в доме любили дядю, а я в нём просто души не чаял. И дядя меня тоже очень любил: больше всех на свете. Детей у дяди не было: он был холостяк.

Подрастай скорее, - всегда говорил мне дядя, - и мы с тобой пройдём огонь, воду и медные трубы!

Мне было восемь лет, и я ещё не знал, как можно пройти огонь, воду и медные трубы.

Какие трубы? - переспрашивал я.

Медные! - отвечал дядя. - Медные!

Во дворе не медная труба, я залезал в неё…

В том-то и дело! - отвечал дядя.

А медные где?

За городом?

За городом.

И в лесу.

И в поле?

И в поле.

А в огне?

Вот именно! - орал дядя. - Именно!

А на море?

О! На море их сколько хочешь!

А в небе?

В небе их видимо-невидимо!

Я смотрел в небо: там было пусто.

А как их найти? - спрашивал я.

Их не ищут! - орал дядя. - Ищут смысл жизни! Доннерветтер, как ты не понимаешь! Ищут своё счастье, чтобы насыпать ему соли на хвост!

«Доннерветтер» значило «гром и молния» - по-немецки. Когда дядя волновался, он всегда говорил по-немецки.

А как насыпать ему соли на хвост? - спрашивал я.

Надо пройти огонь, воду и медные трубы!

После разговора с дядей у меня всегда всё путалось в голове. Я тоже хотел найти своё счастье. И насыпать ему соли на хвост. И пройти огонь, воду и медные трубы. Но как это сделать?

Дядя жил на окраине Москвы - в Тушине. Там у него был сад и маленький домик. Сейчас в Тушине тоже Москва, а когда я был маленьким, Тушино было деревней. Там кричали по утрам петухи, мычали коровы и громыхали телеги по колдобистым улицам.

Много раз дяде предлагали квартиру в центре, но дядя всегда отказывался. Дядя любил тишину, потому что в его жизни и без того шума хватало. А ещё он хотел быть ближе к природе.

«Опять стушевался дядя!» - всегда говорила мама, когда дядя уезжал к себе.

А вообще он бывал там редко. Он и у нас бывал редко. Сколько я помню дядю, он всегда ездил в командировки. Такая была у него работа. И такой он был непоседа.

Но когда дядя бывал у себя, я очень любил ходить к нему в гости. У дяди было лучше, чем дома, у него была на стоящая свобода! У дяди можно было делать что хочешь: хоть ходить вверх ногами! Дядя всё разрешал.

Дядя сам любил поиграть, когда он бывал свободен. Дядя строил со мной поезда из стульев, пускал корабли в корыте, или мыльные пузыри из окна, или катал меня на спине, как индийский слон своего раджу.

Мы переворачивали вверх дном весь дядин дом, пока не падали от усталости! Что и говорить! С дядей было всегда интересно!

Вечерами дядя сажал меня на колени и читал мне книжки с картинками или рассказывал сказки. Сказки он рассказывал замечательно! Но лучше всего дядя рассказывал истории - из собственной жизни. Историй этих он знал миллион! Да это и не удивительно, если вспомнить дядину жизнь. Никто не умел рассказывать так, как дядя. В этом он не имел соперников.

Я помню много историй, какие рассказывал дядя. А особенно одну; я помню её из глубокого детства. Я слышал её много раз и знаю её наизусть. Как таблицу умножения. Как свои пять пальцев! Я слышал её не только от дяди - все у нас любили повторять эту историю. Её очень любил папа. И мама. И бабушка - дядина и мамина мама. И, конечно, я. История эта была принадлежностью нашей семьи, она была от нас неотделима. Она ко всем переходит в нашем роду по наследству от дяди. Её нельзя не любить, эту историю, потому что она удивительна!

Случилось это очень давно - в начале двадцатого века, во время русско-японской войны. Может быть, вы немножко слышали об этой войне. Война эта сложилась для нас неважно. Дело было не в солдатах - русские всегда были храбрыми солдатами, - дело было в царе и в его строе - царизме. Царизм был колоссом на глиняных ногах. Колосс - это что-то очень огромное. Вы представляете, что случится, если колосс будет стоять на глиняных ногах? Он, конечно, рухнет! Вот он и рухнул, и произошла революция. Так объяснял дядя.

А тогда, до революции, во время русско-японской войны, дядя служил рядовым на флоте. Сначала дядя был помощником кока - повара; дядиной обязанностью было рубить муку и продувать макароны. Дядя так хорошо продувал макароны и так хорошо рубил муку, что его повысили: сделали кочегаром. Служил дядя на славу! Но дело на фронтах складывалось всё хуже и хуже, снарядов нам не хватало, и поэтому воевали мы, в основном, шапками.

Однажды крейсер, на котором дядя служил кочегаром, попал в ловушку: его окружили четыре японских крейсера. С криками «Банзай!» они погнались за дядиным крейсером. Они решили взять его живьём. Снарядов на дядином корабле, конечно, не было. Дядя развёл пары, и его крейсер устремился в открытое море. Японцы преследовали дядю. Тогда дядя вызвал к себе в кочегарку командира корабля. «Я спасу людей и уничтожу врага, - сказал дядя, - если вы дадите мне на один час двух заместителей, топор и осиновое полено». Командир, конечно, сразу согласился: у него была одна надежда - на дядю!

Дядя оставил двух заместителей поддерживать в кочегарке пары, а сам взял топор, осиновое полено и заперся в капитанской каюте. Никто об этом ничего не знал: матросы занимались своими делами, а царские офицеры закатили с горя банкет и пьянствовали в кают-компании. На крейсере специально держали на такой случай хор цыган и шампанское.

Через час дядя вышел на палубу и велел позвать к себе командира корабля. Командир еле стоял на ногах - он был совершенно пьян от шампанского, цыганок и страха. Крейсер к тому же сильно качало. Но дядя стоял на ногах твёрдо!

«Подпустите их поближе, - сказал дядя, - тогда я спущу на воду вот эту штуку ». В руках у дяди была эта штука.

Когда японцы подошли на расстояние пушечного выстрела, дядя спустил эту штуку на воду… Через секунду японцы взлетели на воздух!

Многие просили моего дядю рассказать, что это за такую штуку он сделал. Но дядя не мог этого открыть, потому что это была слишком страшная штука. Так это и осталось его тайной. Даже мне дядя ничего конкретного не рассказал. Когда я спрашивал дядю, что это была за штука, дядя делал страшные глаза и кричал:

Это было этвас! Этвас!

«Этвас» значило «нечто» - тоже по-немецки. Дядя очень любил это слово.

После этого дядя всегда погружался в молчание. Когда было нужно, мой дядя был нем как могила.

Вот какой это был человек!

С восьми лет это этвас не давало мне покоя. Оно причиняло мне очень много хлопот. Оно снилось мне по ночам. Я думал о нём днём. Думал дома. Думал во дворе. Думал, когда шёл в школу. Думал на уроках.

Я без конца рисовал это этвас на бумаге. И всегда по-разному.

То это была огромная рыба, похожая на кита, которая глотала пароходы, шлюпки и острова. То это была многоглазая, многорукая и многоногая птица, вроде той, которую я видел у дяди на прялке. Я рисовал, как она глотала луну, звёзды и дирижабли. Вы знаете, что такое дирижабль? Вам ничего не говорит это слово? Очень жаль! Мне это слово говорит много. Когда я был маленьким, дирижабли были в большой моде. Дирижабль - это прекрасная вещь! Это огромный пузырь, наполненный газом. Пузырь в форме сигары. Снизу к пузырю приделана кабина. В ней сидят люди. Так они и летают. Дирижабли бывают огромные - выше пятиэтажного дома!

Начало ХХI века. Россия в пучине цивилизованного рынка, достигшего некоего предела своего развития. Хищные вещи века заманивают с неумолимостью электромагнита в ловушку сверхпотребительства и держат цивилизацию на коротком поводке сокращающихся ресурсов в псевдокомфорте: “Телевизоры, которые сами выбирают для тебя программы… По три автомобиля на семью. Дорог проложили: жми, не хочу… Куда, зачем? Никто не думает, не считает”.

Западные экологисты в США, Англии, Нидерландах периодически проводят так называемый Bay nothing day (День без покупок) под лозунгами типа: “Мы хотим показать людям, что можно быть счастливым, имея мало вещей”. Телевидение мало показывает такие антикоммерческие новости. Цивилизованные страны первого эшелона давно тратят на индустрию развлечений в несколько раз больше энергии, чем на производство. А впереди висят дамокловы мечи экологических, парниковых, энергетических и прочих катастроф.

“ Землю покрыла вонь городов,

Переиначив суть.

Рваный туман ядовитых болот

Гонит по небу ртуть.

Липкие пальцы сквозь телеэкран

Тычут нам наши места...”

(К.Кинчев, 1987 г.)

Десятки автономных анархических экопоселений уже давно существуют в Дании, Австралии, Океании, Латинской Америке и у нас в России. Теоретик зелёного анархизма Мюррей Букчин писал в одной из своих работ: “Анархистские представления о гармоничном обществе, прямой демократии, гуманной технологии и децентрализации общества не просто желательны, но и необходимы. Они относятся не к великим прозрениям будущего людей, они сегодня - предпосылка выживания человечества”. В XXI веке тоже найдутся любители сбежать в пампасы, подальше от парши цивилизации и гнёта Голема-государства.

Где-то в Сибирской глуши группа энтузиастов создаёт на базе пустующего городка Павловск-69 (при заброшенном в 1997 году секретном военном комплексе) сельскохозяйственную коммуну Леонидополь на 2,5 тыс. персон. Сплошная идиллия: чистый воздух, разумная достаточность, честное распределение и никакой торговли, подлинное равенство, братство и свобода. Самое безопасное место в мире - “по городу можно гулять хоть всю ночь, не опасаясь ничего. И оставлять двери открытыми. И открывать на любой стук и звонок, не спрашивая, кто там. Полицейскую службу несли две сорокалетние тётки”, которым совершенно нечем заняться. Жители города прилагают все усилия, чтобы сохранить свою природную среду, и сами определяют экологическое развитие своего поселения. Да, это верно, что со временем из ярых большевиков выросли остепенелые бюрократы, на следующей стадии превратившиеся в социал-демократов и либералов, а к 2016 году, в котором происходит действие повести, некоторые организации переродившихся коммунистов и вовсе стали напоминать общины раннехристианского облика, где стержнем всех действий человека непременно становится совесть и высокая этическая культура. (Правда, позволяющая иногда ради святого дела придушить старика подушкой, но, как говаривал Ральф Уолдо Эмерсон, “То, что у других грех, у нас с вами - эксперимент”). Но нигде не скрыться коммунизму - и вот уже в свете предстоящих выборов монарха готово решение о разгоне городка - правительству и патриархии намозолил глаза слишком безмятежный быт каких-то коммунистов-сектантов, и отшельников опять будут подводить под “тоталитарную секту”.

Однако не злые козни государственников ставят крест на вольном городе, а материализовавшиеся кошмары из тоталитарной фазы развития коммунизма вылазят из-под земли и цепкими когтистыми лапками держат своих потомков за горло и не дают вдохнуть вольный ветер свободы, дабы не было в дальнейшем соблазна строить Рай на грешной земле. “И пусть никто не покусится на Божеское”.

Лазарчук не просто создал прекрасный мир, в котором хочется жить, “как в романе Стругацких”, чтобы действительность не лупила кованной необходимостью по бренному телу, иначе это была бы утопичная повестушка; он методично разломал идиллию, чтобы у нас с вами прорезались те самые проклятые вопросы: почему нельзя в мире жить без “войны всех против всех”, почему Государство встревает грязными лапами в личную жизнь людей, почему, в конце концов, ты - должен отдать жизнь за Родину, а она - никогда?

Оценка: 9

Странное ощущение после прочтения этой вещи. Все время - чувство какой-то вторичности. Сначала - стилистической (АБС), потом сюжетной. Причем не вспоминается что-то конкретное, а как серия уже где-то видимых картинок. Или это они так легко возникали, что казались знакомыми?..

Действие весьма динамичное, захватывающее. Очень жесткое содержание. Но мне, например, было бы гораздо интереснее прочитать подробнее про жизнь коммуны, чем наблюдать сменяющие друг друга сцены убиений (даже и очень неплохо написанные). Пожалуй, «Там, вдали...» более всего похожа на кино, на сценарий для крутого кровеобильного триллера. Который щекочет нервы, но не заставляет думать. Сколько их уже было, историй про генетических монстров из потайных лабораторий...

Оценка: 7

Удачный образчик нового русского horror-а. Пусть и не такой страшный, как хотелось бы (очень уж современный читатель избалован богатствами мировой литературы), но зато хорошо (так и просится на язык - «добротно») написанный. Умный, без авторских ляпов и очевидных неправдоподобий, легко читающийся. И весьма, и весьма увлекательный - оторваться от повести достаточно сложно.

Конечно, повесть хороша в первую очередь для легкого приятного времяпровождения. Но, кстати, несмотря на сравнительно небольшой объем, в ней есть и над чем задуматься: общины-коммуны, их плюсы и минусы, достоинства и недостатки, взаимоотношения с окружающим миром и проч. Всё это любопытнейшие вопросы, по которым Лазарчук успел в повести высказаться, хотя и кратко, но очень емко.

Оценка: 8

В 1957 году у студента Литературного института имени Горького Юрия Коринца (1923-1989) вышла первая книга стихов «Подслушанный разговор», ему было ни много ни мало 34 года... И в эти три с половиной десятка лет вместилось очень много радостного и горестного, весёлого и печального.

Это книги о целом поколе­нии людей разных национальностей. И как же повезло герою этих повестей - маленькому Мише, - что его окружали эти люди! Рядом с ними происходило душевное созревание мальчика, который потом станет писателем.

Во всём, что написал Юрий Коринец - в его стихах, повестях, романе, рассказах, переводах - во всех его произведениях легко найти главное: светлые идеалы, вдохновенный труд, восхитительное описание природы. В «повестях о дяде», в романе «Привет от Вернера», повестях «Самая умная лошадь» и «Володины братья» - всюду люди гордятся своим любимым делом, мечтают о будущем, сосуществуют в дружбе с природой. Не борются с ней, а разумно пользуются её благами, видя в природе вечный источник красоты и нравственного отношения друг к другу.

Многие страницы книг Юрия Коринца похожи на картины: так ярко, так необыкновенно вырази­тельно и точно показываются там улицы Москвы и таёжные поляны, быстрые северные суровые реки и тихие, заросшие пруды Подмосковья... В изобретательной силе книг Юрия Коринца чувствуется не только мастерское перо писателя, но и верный глаз художника. Юрий Коринец действительно ху­дожник. Он окончил художественную школу, работал художником, да и потом, уже став писателем, нередко сам иллюстрировал свои книги.

Нетрудно догадаться, что Юрий Коринец пишет о том, что он сам видел, сам испытал, сам делал. Потому что так о северной тайге может написать только тот, кто по этой тайге бродил. И о ловле рыбы в холодных северных реках может так написать только тот, кто ее сам ловил. И про тяжкий труд в далёком казахстанском колхозе в лихие годы войны так может написать только тот, кто там трудился...

Потому так жизненно правдивы книги писателя, ведь в них он передал правду жизни, им самим проверенную.

Длинная и славная жизнь у книг писателя. Его книги, появившись на свет в нашей стране, почти немедленно начинали свой путь по всему миру, к юным читателям самых разных стран.

ОТЗЫВ

о повести Юрия Коринца «Там, вдали, за рекой»

ученицы 5 класса Коробовой С.

В замечательной повести «Там, вдали, за рекой» мальчик Миша рассказывает о жизни своего родственника - дяде Пете, он был отличным охотником и рыболовом, любил природу и очень много путешествовал, путешествовал зимой и летом и круглый год ходил без шапки.

Герой представляет дядю как великого путешественника, который ничего не боится. Тот и вправду часто куда-то ездит (Памир, Дальний Восток, Средняя Азия, Север) и привозит из разных мест какие-нибудь подарки, памятные вещи, например два бивня. Дядя был довольно скромным, рассудительным и смелым человеком.

В повести почти все трудные для понимания слова ("общественное мнение", "коммунальная квартира", "доннерветтер", "этвас") и фразеологизмы (пройти огонь, воду и медные трубы, съесть пуд соли) разъясняет сам автор-рассказчик.

Мы узнаём о приключениях и необычной судьбе Мишиного дяди. У него жили две собаки: проказник и лентяй Ханг (овчарка) и умник и смельчак Чанг (лайка). Эти существа настолько преданны своему хозяину, что слушаются его беспрекословно, а ещё они хорошие, верные друзья и помощники.

Племянник стремится быть похожим на дядю, и мама даже говорит, что у сына это отлично получается. В начале истории Мише было всего 8 лет, а заканчивается повествование, когда ему уже 12 лет.

Я с удовольствием прочла эту повесть и всем советую познакомиться с ней.